Чонмурунова Чачыкей, 63 года, Таласская область
Этот текст был опубликован в книге “Кыргызстандагы мазар басуу: Талас тажрыйбасынын негизинде”(Бишкек: Айгине, 2007).Перевод с кыргызского.
Во времена Союза тоже посещали мазары, но не так много, как сейчас. Потому что милиция следила за нами, преследовала. Смолоду, точнее, с 21-летнего возраста я начала постоянно ходить на святые места. В этом году исполняется ровно 42 года, как я стала паломницей святых мест.
Первый мазар, который я посетила, это Ак-Терек. Мне тогда было лет семь или восемь. Я проснулась среди ночи. В те годы разводили огонь в очаге. Так, возле очага сидели пери, чистили и расчесывали шерсть. Я вскрикнула от испуга. Проснулись от моего крика родители. Отец до самого утра читал молитвы для меня. Вообще, он сам был гонителем злых духов (куучу). Он помогал роженицам, у которых роды проходили тяжело. Его называли «батыр». Работал председателем колхоза, зав.фермой, был видным человеком. Однажды, когда мне было шесть лет, нога у меня расспухла. Врачи в те времена были слабые, не смогли определить причину болезни.
Это было, наверно, в 1947-48 годы. Родители мои меня берегли, защищали всегда, не давали никому меня в обиду. Как-то повели они меня к одной бюбю. Та сказала, что я – девочка с особым даром, меня нельзя бить. Поэтому меня так защищала мама. Других детей в семье били, меня – нет. Есть местность Чачыкей, вы знаете, в Кен-Коле. Я там родилась. Поэтому меня нарекли Чачыкей, желая мне особого счастья.
Дар отца изгонять злых духов перешел мне тоже. Случалось, вступала в схватку и с албарсты, как и отец. Албарсты перевоплощаются то в девушку, то в щенка, то в кошку. Однажды во сне я схватила я албарсты-девушку за волосы. Накрутив волосы на свой кулак, била ее чем-то, камчой, наверно. Та плачет, спрашивает: «Измучила ты мою душу, чего тебе вообще надо?». Я потребовала, чтобы та обменялась со мной слюной. Та снова запричитала: «Да не ступит моя нога там, где ты ходишь». И мы обменялись слюной. Проснулась я от сильного жара, вся мокрая – чуть было не умерла. Те женщины, у кого роды протекают тяжело, могут легко разрешиться, если побывают у меня незадолго перед родами. Словом, дар куучу моего отца я тоже немного переняла.
Когда я была маленькой, мама повела меня на мавзолей Манас-Ата. У меня ноги болели, врачи не смогли излечить. Отец умел по пульсу определять болезни (тамырчы). Он велел моим братьям собрать в лесу три ведра ежевики. Я съела одно ведро и припухлость на ноге исчезла. Следы от той болезни и теперь заметны. Отец лечил и людей, и животных. Выправлял переломы.
Родной дядя и дед отца по матери тоже имели сильный дар кыргызчылык. Дед мой по матери Мырза-калпа мог остановить течение реки Талас, когда ехал на жайлоо. Но одна его бестолковая сноха не послушалась его остережений не смотреть назад, пока не перейдут реку, и оглянулась, когда переходили через приостановленную реку. В это время наш дед еще не успел снять заклинания, поэтому река унесла женщину. Тогда дед сказал: «Не ищите зря, это мзда для Сулайман-Ата».
Из земли Таласа вышли четыре калпа. Один из них мог силой молитвы вскипятить воду, другой – остановить реку, словом, у каждого был свой особенный дар. Узнав друг о друге, они выбрали себе для постоянного проживания разные стороны Таласа – один жил в верхней стороне, другой – нижней, третий – серединной части и т.д.
Так, у моего деда по матери были способности воздействовать силой молитвы на погоду (жайчы). В какие дни будут дожди, в какие – заморозки, дед мог определить путем вычисления лунного календаря. Данная его способность мне тоже перешла немного. Например, стоит летний, жаркий день, и вдруг подается мне знак свыше – нога у меня сильно вздрагивает. Я говорю, что это к дождю, а несведущие не верят, мол, ни одного облака на небе, откуда дождю быть. После полудня идет дождь и все поражаются. Дети говоря: «У мамы нога знает». А я шучу, что одна нога отца осталась у меня.
Вот уже около пяти лет, я не интересовалась вопросами учитель-ученик. Раньше в Манас-Ордо работала родственница Тинатин. Я давала ей печатать для себя на машинке текст сур Корана. Перед тем как обучать Корану, каждого я трижды переспрашивала, не станет ли он злословить за моей спиной. Лишь после трехкратного обещания не сплетничать обо мне, я начинала учить Корану. Потому что тот, кто учить читать Коран, становится учителем. И потом, сказано: «Без учителя нет ученика». Ученик не должен говорить ничего плохого о своем учителе. Я не одобряю тех, кто хвастает, что помог прозреть 100-150 ученикам. Только Аллах один дает человеку прозрение, а человек не может другому человеку раскрыть глаза. Например, если ты одела кого-нибудь в белое, то он должен уметь определять болезни, знать наизусть Коран, уметь излечивать людей. Только затем он получит камчу. А сейчас слишком многие ходят с камчой. Мне досадно, обидно смотреть на них. Я против тех, кто просто берет в руки камчу и ходит на мазар.
Мою наставницу зовут Умут. Я сама не выбирала ее. Несколько лет ходила по мазарам, не было мне дано знамение о том, кого выбрать учителем. Чаще всего посещала мазары одна. И как-то раз я спала, увидела во сне: вон там, на горе идет одна старуха бюбю, на гребне горы, такая маленькая, худая. Тут мне послышалось: «Эй, вот она идет твоя учительница». Присмотрелась внимательно и узнала мать Умут. Проснувшись, я пошла к ней, сказала, что она станет моей наставницей. Она сказала, что я в одиночку исходила все мазары, что она не хочет быть моим учителем, ибо я уйду от нее. Я обещала не покидать ее. Тогда она трижды провела ритуал дем салуу для меня, я ходила к ней пять дней. Затем прочитала для меня молитву и, не совершив обряда зикир чалуу, одела меня в белое и ушла.
В советское время мы посещали мазары в одиночку, не могли ходить группами. Потому что куча людей сразу бросается в глаза. Поэтому мы боялись идти сообща, часто шли скрытно, по одному.
Расскажу об одном случае. Мне было лет 30. Были на мазаре Арашан-Ата, сели в круг. В то время я еще не могла участвовать в ритуалах, просто ходила вслед других бюбю. Начали некоторые выполнять жар салуу – кричат, орут, старухи прыгают так резво, что словно их ноги едва касаются земли. В этом ритуале никто не должен касаться тела другого, поэтому сидели вразброс. Сижу и вдруг вижу перед собой белого зайца. Посмотрела на него, как завороженная. А тот заяц все приближается ко мне. Испугавшись, укрылась головой за спину женщины, что сидела недалеко от меня. Меня заметила мать Эсенбая (она была большая бюбю) и сказала: «Ай, непоседа, что-нибудь увидела, наверно». А я кричу, чтобы укрывали мою голову. Тогда я не очень хорошо понимала смысл таких таинственных видений.
В то время самыми известными в народе мазарами были мавзолей Манас-Ата, Ак-Терек, Шаркыратма, Арашан-Ата, Калпа-Ата, Зулпукор-Ата, Ак-Булак. Под Кировским водохранилищем тоже был святой родник.
Мне было лет 22-23, когда посетила впервые мазар Арашан-Ата. Нас было человек семь-восемь. В годы Союза я была молода, вела за собой много людей, по 15-16 человек. Затем посетила мазары в Чаткале дважды. После перестала водить много людей. Пришло ли какое-либо наитие свыше, не знаю, я перестала водить людей большими группами на мазары. Ведь у толпы своя тяжесть. С тех пор беру с собой не более 5-7 человек. Таким образом, я четыре раза ходила в Чаткал.
Однажды, это было на Арашан-Ата, кажется, мы только дошли, после совершения зыярат сели пить чай. Тут подоспели милиционеры. Было вечернее время, сумерки. Их трое. Кричали, говорили всякую ерунду, никак не хотели понимать нас. Один из них приказал: «Кто водящая? Садись в машину». Я села в их грузовик. Тут одна молодая женщина окликнула меня: «Ой, тетя, вы куда? Ну что, они сказали, садись, и вы сразу сели в машину?». Оказалось, я с испугу растерялась и выполнила их приказ, ничего не думая. И соскочила с машины, пока не успели ее завести. Сказала милиционерам: «Почему увозите меня, ведь не собираетесь сейчас судить? Вызывайте завтра». Все женщины стали кричать, поддерживая меня. И те уехали. Так нас пугала милиция.
В другой раз мы исполняли ритуал жар салуу. Я была молода, еще не знала этих обрядов, просто подражала другим. Большинство участников были люди пожилые. Обычно в таких случаях нанимали кого-нибудь караулить на улице, чтобы сообщить при появлении чужих. Начинали за полночь, в час ночи.
Что делали милиционеры? Штрафовали, допрашивали. А в целом, народ относился к святым местам положительно. Жена одного из моих братьев долгое время ходила бездетной, каждый раз у нее умирал новорожденный. Она посещала мавзолей Манас-Ата с самым искренним намерением, плакала, молила у бога и духов помощи.
В советское время нас воспитывали атеистами, убеждали, что бога нет. Некоторые учителя про себя молились богу, просили прошения за свое богохульство, но вынужденно говорили вслух то, чему полагалось учить детей – «бога нет». Позже сами они признавались в этом, вспоминая то безбожное время.
В советское время к муллам, целителям, бюбю относились намного строже, чем сейчас. Знахарей и мулл арестовывали, судили, высылали. В то время у нас в Жон-Арыке был дед Курманаалы, обладал чудесными силами кыргызчылык. Его жена одевалась в шубы еще в те времена, когда при Союзе иголок было мало. Он соломинки превращал в иглы. «Эй, никудышный, принеси-ка мне соломинку, принеси. Только помни хорошо, где берешь ее». Он втыкал эти соломинки себе в горло, и они превращались в иглы. Жена его как-то пожелала оставить у себя две иголки, поскольку были они крепкие. Но дед не отдавал ей, говоря, что надо вернуть на место, иначе на том свете придется ему пройти через ушко иголки. Его так и называли снохи – «дядя, глотающий иглы». Этого человека тоже много преследовали в свое время.